Неточные совпадения
Самгин зажег спичку, — из темноты ему улыбнулось добродушное,
широкое, безбородое лицо. Постояв, подышав сырым прохладным воздухом, Самгин оставил дверь открытой, подошел к
постели, — заметив попутно, что Захарий не спит, — разделся, лег и, погасив ночник, подумал...
Клим сел против него на
широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то
постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира. За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу, поставила ее на стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону...
Они хохотали, кричали, Лютов возил его по улицам в
широких санях, запряженных быстрейшими лошадями, и Клим видел, как столбы телеграфа, подпрыгивая в небо, размешивают в нем звезды, точно кусочки апельсинной корки в крюшоне. Это продолжалось четверо суток, а затем Самгин, лежа у себя дома в
постели, вспоминал отдельные моменты длительного кошмара.
Обломов всегда ходил дома без галстука и без жилета, потому что любил простор и приволье. Туфли на нем были длинные, мягкие и
широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с
постели на пол, то непременно попадал в них сразу.
Мы заглянули в длинный деревянный сарай, где живут 20 преступники. Он содержится чисто. Окон нет. У стен идут
постели рядом, на
широких досках, устроенных, как у нас полати в избах, только ниже. Там мы нашли большое общество сидевших и лежавших арестантов. Я спросил, можно ли, как это у нас водится, дать денег арестантам, но мне отвечали, что это строго запрещено.
Дед засек меня до потери сознания, и несколько дней я хворал, валяясь вверх спиною на
широкой жаркой
постели в маленькой комнате с одним окном и красной, неугасимой лампадой в углу пред киотом со множеством икон.
Мне отворила наконец одна баба, которая в крошечной кухне вздувала самовар; она выслушала молча мои вопросы, ничего, конечно, не поняла и молча отворила мне дверь в следующую комнату, тоже маленькую, ужасно низенькую, с скверною необходимою мебелью и с
широкою огромною
постелью под занавесками, на которой лежал «Терентьич» (так кликнула баба), мне показалось, хмельной.
Красный,
широкий, сафьянный диван, очевидно, служил Рогожину
постелью.
И она привела Павла в спальную Еспера Иваныча, окна которой были закрыты спущенными зелеными шторами, так что в комнате царствовал полумрак. На одном кресле Павел увидел сидящую Мари в парадном платье, приехавшую, как видно, поздравить новорожденного. Она похудела очень и заметно была страшно утомлена. Еспер Иваныч лежал, вытянувшись, вверх лицом на
постели; глаза его как-то бессмысленно блуждали по сторонам; самое лицо было налившееся,
широкое и еще более покосившееся.
Увар Иванович лежал на своей
постели. Рубашка без ворота, с крупной запонкой, охватывала его полную шею и расходилась
широкими, свободными складками на его почти женской груди, оставляя на виду большой кипарисовый крест и ладанку. Легкое одеяло покрывало его пространные члены. Свечка тускло горела на ночном столике, возле кружки с квасом, а в ногах Увара Ивановича, на
постели, сидел, подгорюнившись, Шубин.
Ровно в шесть часов вечера приехал добродушный немец в Голубиную Солободку, к знакомому домику; не встретив никого в передней, в зале и гостиной, он хотел войти в спальню, но дверь была заперта; он постучался, дверь отперла Катерина Алексевна; Андрей Михайлыч вошел и остановился от изумления: пол был устлан коврами; окна завешены зелеными шелковыми гардинами; над двуспальною кроватью висел парадный штофный занавес; в углу горела свечка, заставленная книгою; Софья Николавна лежала в
постели, на подушках в парадных же наволочках, одетая в щегольской, утренний
широкий капот; лицо ее было свежо, глаза блистали удовольствием.
Та же несказанная, невыразимая чистота, светлая, веселенькая мебель, какая уже теперь редко встречается или какую можно только встретить у охотников работать колькомани; вся эта мебель обита светлым голубым ситцем, голубые ситцевые занавесы, с подзорами на окнах, и дорогой голубой шелковый полог над
широкою двуспальной
постелью.
Он стоял у
постели с дрожью в ногах, в груди, задыхаясь, смотрел на её огромное, мягкое тело, на
широкое, расплывшееся от усмешки лицо. Ему уже не было стыдно, но сердце, охваченное печальным чувством утраты, обиженно замирало, и почему-то хотелось плакать. Он молчал, печально ощущая, что эта женщина чужда, не нужна, неприятна ему, что всё ласковое и хорошее, лежавшее у него в сердце для неё, сразу проглочено её жадным телом и бесследно исчезло в нём, точно запоздалая капля дождя в мутной луже.
Узнав, что я не хочу ужинать, проворная служанка в две минуты приготовила мне на
широком диване мягкую
постель, а для моего Афоньки
постлала матрац — вероятно, для разительной противуположности — между двух шкапов с латинскими и греческими мудрецами.
Вся девственная постелька Мани, ничем, впрочем, не отличавшаяся от
постели Иды Ивановны, была бела как кипень, и в головах ее стоял небольшой стол, весь сверху донизу обделанный белою кисеею с буфами, оборками и
широкими розовыми лентами по углам.
Пётр угрюмо отошёл от него. Если не играли в карты, он одиноко сидел в кресле, излюбленном им,
широком и мягком, как
постель; смотрел на людей, дёргая себя за ухо, и, не желая соглашаться ни с кем из них, хотел бы спорить со всеми; спорить хотелось не только потому, что все эти люди не замечали его, старшего в деле, но ещё и по другим каким-то основаниям. Эти основания были неясны ему, говорить он не умел и лишь изредка, натужно, вставлял своё слово...
Баймакова озабоченно роется в большом, кованом сундуке, стоя на коленях пред ним; вокруг неё на полу, на
постели разбросаны, как в ярмарочной лавке, куски штофа, канауса [ткань из шёлка-сырца — Ред.], московского кумача, кашмировые шали, ленты, вышитые полотенца,
широкий луч солнца лежит на ярких тканях, и они разноцветно горят, точно облако на вечерней заре.
Две другие комнаты были почти вплотную заставлены пожитками, перинами, холстинами, сундуками и всяким другим добром обоих супругов, не выключая, разумеется, и
широкой двуспальной
постели, величественно возносившейся поперек дверей.
Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и в углу было распятие из слоновой кости; от их
постелей,
широких, прохладных, которые
постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.
У стены, на
широкой двуспальной кровати сидела серая, как летучая мышь, старуха-хозяйка, упираясь руками в измятую
постель, отвесив нижнюю губу; покачивалась и громко икала.
Кирпичные, нештукатуренные стены ее черны от копоти, потолок, из барочного днища, тоже прокоптел до черноты; посреди ее помещалась громадная печь, основанием которой служил горн, а вокруг печи и по стенам шли
широкие нары с кучками всякой рухляди, служившей ночлежникам
постелями.
Я согласился. В полутемной, жарко натопленной комнате, которая называлась диванною, стояли у стен длинные
широкие диваны, крепкие и тяжелые, работы столяра Бутыги; на них лежали
постели высокие, мягкие, белые, постланные, вероятно, старушкою в очках. На одной
постели, лицом к спинке дивана, без сюртука и без сапог, спал уже Соболь; другая ожидала меня. Я снял сюртук, разулся и, подчиняясь усталости, духу Бутыги, который витал в тихой диванной, и легкому, ласковому храпу Соболя, покорно лег.
И больного связали. Он лежал, одетый в сумасшедшую рубаху, на своей
постели, крепко привязанный
широкими полосами холста к железным перекладинам кровати. Но бешенство движений не уменьшилось, а скорее возросло. В течение многих часов он упорно силился освободиться от своих пут. Наконец однажды, сильно рванувшись, он разорвал одну из повязок, освободил ноги и, выскользнув из-под других, начал со связанными руками расхаживать по комнате, выкрикивая дикие, непонятные речи.
Григорий, прислонясь к стене у двери, точно сквозь сон слушал, как больной громко втягивал в себя воду; потом услыхал предложение Чижика раздеть Кислякова и уложить его в
постель, потом раздался голос стряпки маляров. Её
широкое лицо, с выражением страха и соболезнования, смотрело со двора в окно, и она говорила плаксивым тоном...
По желанию дедушки отслужили благодарственный молебен, потом долго обедали — и для Веры началась ее новая жизнь. Ей отвели лучшую комнату, снесли туда все ковры, какие только были в доме, поставили много цветов; и когда она вечером легла в свою уютную,
широкую, очень мягкую
постель и укрылась шелковым одеялом, от которого пахло старым лежалым платьем, то засмеялась от удовольствия.
В противоположность своей жене доктор принадлежал к числу натур, которые во время душевной боли чувствуют потребность в движении. Постояв около жены минут пять, он, высоко поднимая правую ногу, из спальни прошел в маленькую комнату, наполовину занятую большим,
широким диваном; отсюда прошел в кухню. Поблуждав около печки и кухаркиной
постели, он нагнулся и сквозь маленькую дверцу вышел в переднюю.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на
широкую ногу устроился. Ковры
постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому — симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше — симпатичная — свой человек — на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай бог каждому такую квартиру!
Папа лежал против входа на своей
широкой и низкой, как тахта,
постели (он не признавал иного ложа с тех пор, как я помню его), с закрытыми глазами, со сложенными на груди руками.
Наконец он торопливо разделся, задул свечку, быстро юркнул в кровать, осторожно раздвинув полог, тщательно затянул отверстие, чтобы не проникли москиты, и сладко потянулся на
широкой мягкой
постели с безукоризненно чистым бельем, ощущая давно не испытанное наслаждение спать на берегу в такой роскошной кровати, не думая о вахте.
У нее был прелестный будуар-гостиная с голубой шелковой мебелью, с
широким трюмо во всю стену, с массой безделушек на этажерках и столах, светлая уютная спальня с белоснежной
постелью, с портретом ее отца, покойного барона, на которого Нан походила как две капли воды.
Через десять минут Наташа спит как убитая в своей
постели, а Дуня долго и беспокойно ворочается до самого рассвета без сна. И тоска ее разрастается все
шире и
шире и тяжелой глыбой наполняет трепетное сердце ребенка.
С утра мы поднялись в самом праздничном настроении. На табуретах подле
постелей лежали чистые, в несколько складочек праздничные передники, носившие название «батистовых», такие же пелеринки с
широкими, жирно накрахмаленными бантами и сквозные, тоже батистовые рукавчики, или «манжи».
Я была как в чаду, пока сбрасывала «казенную» форму и одевалась в мое «собственное платье», из которого я немного выросла. Сейчас же после этого мы отправились с мамой за разными покупками, потом обедали с мамой и Васей в небольшом нумере гостиницы… Опомнилась я только к ночи, когда, уложив Васю на пузатом диванчике, я и мама улеглись на
широкую номерную
постель.
Степан осторожно приподнял его голову и стал подносить кружку с ледяной водой. Игнат дернулся всем телом, и рвота
широкою струею хлынула в ванну. Его снова перенесли на
постель и окутали несколькими одеялами.
Черкасов поколебался, однако взял порошок; другой я высыпал себе в рот. Жена Черкасова, нахмурив брови, продолжала пристально следить за мною. Вдруг Черкасов дернулся, быстро поднялся на
постели, и рвота
широкою струею хлынула на земляной пол. Я еле успел отскочить. Черкасов, свесив голову с кровати, тяжело стонал в рвотных потугах. Я подал ему воды. Он выпил и снова лег.
Действительно, это была Мирра Андреевна, пришедшая подсматривать за мною. Неслышно подвигалась она на цыпочках к моей
постели, одетая во что-то длинное,
широкое и клетчатое, вроде балахона, с двумя папильотками на лбу, торчавшими наподобие рожек.
Очнувшись, он увидел себя в своей
постели, раздетым, увидел графин с водой и Павла, но от этого ему не было ни прохладнее, ни мягче, ни удобнее. Ноги и руки по-прежнему не укладывались, язык прилипал к небу, и слышалось всхлипыванье чухонской трубки… Возле кровати, толкая своей
широкой спиной Павла, суетился плотный чернобородый доктор.
В окно сторожки уже глядело настоящее майское утро. Горбун встал со скамьи и направился в угол, где на
широкой скамье был устроен род
постели.
Она тоже была убрана с тщательным комфортом.
Широкая кровать под балдахином с пышными белоснежными подушками, красным стеганым пунцовым атласным одеялом, ночной столик, туалет, ковер у
постели — все было предусмотренно.
На косом вороте рубашки горит изумрудная запонка; в сырой закопченной избе на
широком прилавке пуховик, с изголовьем из мисюрской камки и с шелковым одеялом, а подле
постели ларец из белой кости филиграновой работы.
Фон Зееман поместил его в своем кабинете, где на
широком диване наскоро приготовили
постель, на которую, раздев, уложили Василия Васильевича.
Темка — большой, плотный, с большой головой — медленными шагами ходил по узкой комнате. Марина сумрачно следила за ним. А у него глубоко изнутри взмыла горячая, совсем неразумная радость, даже торжествование какое-то и гордость. Он так был потрясен, что ничего не мог говорить… И так это для него было неожиданно, — эта глупая радость и торжество. Темка удивленно расхохотался, сел на
постель рядом с Мариной, взял ее руку в
широкие свои руки и сказал с веселым огорчением...